Опубликовано 25 августа 2017, 00:00

Пацан нашего времени

Режиссер Данил Чащин — о прелестях молодости, Прилепине и зове крови
1 сентября МХТ имени Чехова открывает свой сезон премьерой спектакля Данилы Чащина «Мальва». 4 сентября Данил примет участие в фестивале молодой драматургии «Любимовка». 5 сентября в Театральном центре «На Страстном» состоится еще одна премьера Чащина — «Пацанские рассказы». Кажется, вот он человек — бери и завидуй.
Пацан нашего времени
страница Данилы Чащина в Facebook

1 сентября МХТ имени Чехова открывает свой сезон премьерой спектакля Данилы Чащина «Мальва». 4 сентября Данил примет участие в фестивале молодой драматургии «Любимовка». Ну а 5 сентября в Театральном центре «На Страстном» состоится еще одна премьера Чащина — «Пацанские рассказы». Кажется, что вот он человек — бери и завидуй. Ан нет! Жизнь 28-летнего режиссера полна забот, переживаний и разнообразных когнитивных, так сказать, диссонансов.

Диссонанс первый. Возрастной

—Вы знаете, что такое «когнитивный диссонанс»?

Слышал о таком.

—Отчего-то именно это словосочетание приходит на ум, когда в прессе вас раз за разом называют молодым режиссером. Вас самого, учитывая количество ваших постановок и полученных премий, от этого не коробит?

Я привык. И для себя объясняю это тем, что в представлении большинства людей режиссер — это седовласый престарелый человек, наработавший огромный опыт и тем заслуживший право руководить коллективом. Именно поэтому меня, скажем, всегда встречают в театрах достаточно настороженно — мол, какой-то мальчик пришел.

Представляете: мне 28 лет, а для них я все еще мальчик! Что поделаешь, стереотипное мышление…

—Большой опыт вряд ли можно назвать минусом.

Опыт — нет, конечно. А вот то, что большинством театров, в том числе и столичных, руководят люди пожилые, для меня, скорее, минус. Происходит же что? Даже когда у такого режиссера не остается сил на то, чтобы управлять театром, он берет себе в помощники человека, не сильно младше его самого. И о каком развитии может тогда идти речь? Об этом, кстати, мы говорили всего несколько дней назад на Молодежном форуме «Таврида» с Владимиром Путиным.

—Вы говорили с Владимиром Владимировичем о преемственности? Смело!

Да, мы говорили с ним о том, что на руководящие посты нужно назначать и молодых людей.

—И что он?

Согласился. Но проблема-то не в этом, а в том, что старшие коллеги крепко держатся за свои должности обеими руками — особенно в Москве. В провинции все же с этим немного легче: там есть квоты, свободные места и предложения к тем или иным молодым режиссерам возглавить тот или иной театр. Вот и мне, например, такое предложение поступало. Но…

Молодые не очень-то хотят брать на себя такую ответственность. Точнее, так: им пока интереснее «путешествовать», пробовать свои силы на разных площадках и с разными актерами, а не «пускать корни» на долгие годы.

Да, и, как показывает опыт, как только талантливый и молодой режиссер берется за руководство театром, у него немедленно начинаются большие проблемы.

—Вы на Серебренникова намекаете?

Да не намекаю даже, а прямым текстом говорю. Кирилл Семенович мог бы спокойно работать приглашенным режиссером, но он решил взять на себя ответственность и возглавить «Гоголь-центр» и «Платформу». Итог? Он под домашним арестом.

—Про Кирилла Семеновича мы еще поговорим. А пока вернемся к вам. Как сами считаете: 28 лет для режиссера — это не мало?

Это в самый раз! Я где-то читал, что характер складывается до 30 лет, а дальше начинается развитие уже наработанных качеств. Достоевский писал: «Вся вторая половина человеческой жизни составляется обыкновенно из одних только накопленных в первую половину привычек». Так что я сейчас в самом расцвете поиска, меня многое волнует, мне многое интересно, я открыт для всего нового.

Диссонанс второй. Политический

—На уже упоминавшемся вами форуме «Таврида» вы задали Владимиру Владимировичу вопрос о возможности получения режиссерами президентских грантов. Считаете это хорошей идеей?

А что тут плохого?

—Одна из претензий, предъявляемые Кириллу Серебренникову, заключается как раз в том, что он брал деньги у государства, но постоянно выступал с его критикой.

Я не вижу в этом диссонанса. Это принцип демократического общества. Король платит шуту, чтобы он его высмеивал. Но я имел в виду немного другое: не взятие денег под какой-то конкретный проект или спектакль, а получение грантов на образование. Финансирование творческих личностей, как мне кажется, есть одна из обязанностей государства. Ведь любое искусство строится на талантливых личностях, и чем больше у нас их будет, тем выше будет уровень культуры вообще и театра в частности.

—Ни что на Земле не проходит бесследно, Данил. Если в вас вложат деньги, с вас потом обязательно и спросят. Сначала мягко пожурят, потом…

Если постоянно думать об этом, вообще не стоит ничего делать. Мне хочется верить, что никому не придет в голову обязать режиссера, получившего президентский грант, после ставить концерты в честь, к примеру, «Единой России» или ко Дню полиции.

—Возможно ли вообще в России существование независимых режиссеров?

Я понимаю, что на сегодняшний день это один из самых актуальных вопросов, особенно в свете ситуации Серебренникова.

Но я отвечу именно «за себя»: я неоднократно брал государственные деньги на постановки своих спектаклей. И при этом ни разу не сталкивался с проблемой цензурирования или запрета.

Может быть это потому, что я не ставил остросоциальные пьесы? Может. Но так или иначе вмешательства в мою работу со стороны властей не было никогда.

Диссонанс третий. Смысловой

—5 сентября в Театральном центре «На Страстном» в рамках фестиваля «Артмиграция 2017» пройдет премьера вашего спектакля «Пацанские рассказы» по рассказам Захара Прилепина.

Совершенно верно!

—В интернете уже размещен тизер этой постановки, сопровождаемый песней репера АК-47. «Здесь не Голливуд, здесь вот так живут. Давай хапанем, брат, по-нашему», — вот слова из нее. Вы пытаетесь поставить диагноз нашему обществу?

Пытаюсь, да, но — именно обществу моих ровесников или людей чуть младше, то есть поколению 90-х годов, представители которого выросли, но до сих пор находятся в некоторой прострации. Все они — недолюбленные, а потому травмированные люди. Я вижу это на примере своих друзей, до сих пор живущих в Тюмени. Я захожу в свой родной двор и вижу их, по-прежнему сидящих на трубе. Кто-то из них снаркоманился, кто-то отсидел в тюрьме, и все, совершенно все они не знают, куда им дальше идти и зачем им вообще с этой трубы слезать. Печальное зрелище…

—В той же песне АК-47 есть и такие строки: «И так везде ежеминутно, ежечасно. Переть против системы это, брат, опасно». Вы-то сами чувствуете эту опасность?

Сам я не очень-то против системы пру, потому что очень далек от политики. Все, что я могу, это ставить спектакли, отражающие наше время.

—Кажется, что сегодня именно театральные режиссеры и рэперы — хоть Хаски, хоть Оксимирон, хоть Рем Дигга — делают это максимально честно.

Так и есть. Именно поэтому в «Пацанских рассказах» звучит много рэпа — АК-47, Окси. Как, кстати, и в моем спектакле «Убийца», в котором есть несколько песен Хаски.

Ко всем этим исполнителям можно относиться по-разному, обвинять из в коммерциализации, но все они очень дорожат своим словом, потому что слово — их оружие.

Точно так же, как слово является оружием режиссеров и драматургов. Так что, думаю, что если бы я умел читать рэп, то тоже делал бы это в каком-нибудь клубе.

—Нет ли тут еще одного диссонанса, Данил: песня об опасности сопротивления системе звучит в спектакле, поставленном по рассказам Захара Прилепина — одного из наиболее ярких сторонников этой системы?

Я сделал спектакль по рассказам раннего Прилепина. И для меня это имеет большое значение, потому что между тем Захаром, который был, и тем, каким он стал сейчас, я провел для себя большую жирную черту. Для меня он перешел Рубикон. Но то, что он писал до того, мне по-прежнему очень близко.

—Кто он — пацан нашего времени?

Ох… Попробую сформулировать. Это человек, который живет «по понятиям». У которого есть грань, за которую он никогда не перейдет, потому что понимает, что иначе начнется беспредел. Он никогда не нарушит своего слова, ведь, как известно, «пацан сказал — пацан сделал». Он непоколебим, потому что, как у средневекового рыцаря, у него есть понятия о совести и чести, за которые он готов заплатить даже ценой собственной жизни.

—Звучит так, что сразу хочется стройными рядами отправить таких пацанчиков во власть.

Да, там, увы, совсем не много людей, отвечающих за свои слова. Ну, все же — нет. Потому что методы защиты пацанами своих ценностей требуют явного пересмотра.

Диссонанс четвертый. Биографический

—Что заставило вас, имевшего все шансы стать реальным тюменским пацаном, поступить в Тюменскую государственную академию культуры, искусств и социальных технологий?

Увы, у меня нет на этот счет никакой красивой истории о том, как я с детства бредил театром, или как «под сенью кулис младые дни мои неслись…». Все было очень случайно — я плохо учился в школе, а потому передо мной встал выбор: идти в армию или поступить в академию культуры, в которую охотнее брали мальчиков, чем девочек. В армию мне не хотелось.

—Не чувствовали себя в академии этакой «белой вороной»?

Первые несколько месяцев обучения я даже жалел, что не пошел служить, потому что в жизни моей наступил черная полоса: сплошные занятия, репетиции. Но вдруг я втянулся. Театр всосал меня, как водоворот. Потом меня стали хвалить педагоги, говорить, что у меня есть какая-то предрасположенность к режиссуре, а когда меня хвалят, мне хочется сделать еще больше и лучше.

—И вот вас дохвалили до того, что в 27 лет вы поставили в МХТ спектакль «Леха», став, кажется, самым молодым режиссером, работавшим на этой сцене. Вы чувствовали стоявшие за этим риски?

Во-первых, в «Лехе» играют очень хорошие артисты: Виктор Николаевич Кулюхин, Надя Борисова, Даша Юрская и Олег Гаас. Во-вторых, меня поддерживало руководство МХТ – Павел Руднев, Игорь Золотовицкий и Ольга Хенкина. Так что, да, страх и волнение у меня, конечно, были, а вот рисков не было никаких.

—По какому принципу вы вообще выбираете материал для своих постановок?

По самому честному принципу – собственным мурашкам, появляющимся в процессе чтения той или иной пьесы, и исходя из собственной же интуиции. Это же как с девушкой.

Влюбляясь, ты не думаешь, что она тебе нужна потому, что она красивая, или умная, или блондинка. Тебя просто перемыкает, возникает какая-то сцепка и – все! Ты словно бы чувствуешь зов крови.

Мне подруга рассказывала, что как-то она заинтересовалась одним мужчиной – именно тем, как он себя ведет, как что-то говорит, как двигается. Она поняла, что он — «ее» человек». А через некоторое время узнала, что этот мужчина — ее родной отец. Точно такое же ощущение она испытала и встретив своего будущего мужа. Вот и с пьесами происходит примерно так же. Совершенно не важно, перед тобой комедия, детектив или драма, главное — твое это или не твое.

—И все же, кажется, вам ближе современная драматургия?

Думаю, да. Хотя в классике, если в ней немного покопаться, часто открываются параллельные миры и смыслы. Другое дело, что, если уж ты берешь для постановки классическую пьесу, ты должен ее непременно переосмыслить, потому что сегодня работают совершенно другие ритмы, законы и обстоятельства.

Сегодня у каждого лежит в кармане гаджет, одним кликом выдающий нам любую информацию, а, значит, у нас уже совершенно другая скорость мышления. И все это нужно учитывать, делая постановку по старым текстам. Сейчас, к примеру, вместе с драматургом Юлией Поспеловой мы думаем, как для постановки в МХТ приблизить к сегодняшнему времени «Живой труп» Толстого.

Диссонанс пятый. Географический

—Пофантазируем. Представим, что вам поступило предложение возглавить любой московский театр. Что бы вы выбрали? Какой из них вам ближе по атмосфере, по публике, по репертуару?

Мне, конечно, больше всего нравится МХТ им. Чехова, в котором, собственно, я и работаю. Но… возглавить его я бы, конечно, не решился – уж слишком велик страх, что со мной в роли худрука он потеряет всю свою успешность.

—Каковы вообще ваши амбиции? В свои 28 лет вы уже известный режиссер. Что дальше?

Когда-нибудь, думаю, я все же возглавлю театр. Но – не в Москве, а в провинции.

Дело не в том, что мне не нравится столица. Просто, ставя спектакли в каких-то маленьких городах, я чувствую, что делаю хорошее дело и что у меня словно бы чистится карма, потому что в провинции театры – сродни больнице, так они необходимы людям. Да и публика там другая – более открытая, искренняя и умеющая удивляться.

P.S. Когнитивный диссонанс — столкновение в сознании индивида конфликтующих представлений: идей, верований, ценностей или эмоциональных реакций.